Никита [ИАКИНФ] Бичурин - СТАТИСТИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ Китайской империи
Подвергнув суровой критике Н. Я. Бичурина за идеализацию политической системы цинского Китая, В. Г. Белинский вместе с тем указывал на богатство фактического материала в его книге. «Книга почтенного отца Иакинфа, — писал русский критик, — истинное сокровище для ученых, по богатству важных фактов». Это признавали и ученые-востоковеды. Известный монголовед О. М. Ковалевский в отзыве, присланном из Казани в Академию наук на новую книгу Н. Я. Бичурина, писал: «Излишним считаю указывать здесь на сведения, которыми о. Иакинф поправил и пополнил чужие и наши понятия о Китае. Богатством содержания покрываются мелочные недосмотры автора» (СПб. филиал АРАН. Ф. 2,1847. Д. 1. Л. 215—2176.).
Последней книгой, над которой Н. Я. Бичурин работал в течение ряда лет, было «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена». К сбору материалов для новой книги он приступил в январе 1846 г., находясь в довольно преклонном возрасте и будучи тяжело больным. Через три года вчерне был готов этот фундаментальный труд по древней и средневековой истории племен и народностей Средней и Центральной Азии, Южной Сибири и Дальнего Востока. О том, с какими трудностями пришлось столкнуться при создании этого труда, Н. Я. Бичурин рассказал О. М. Ковалевскому (Подробнее об Осипе Михайловиче Ковалевском (1802—1878) см.: История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990. С. 278—281.) в письме от 25 февраля 1849 г.: «Первоначально, — писал он, — я предложил Академии наук составить историю среднеазиатских народов в продолжении четырех лет. В прошлом году гг. академики отказали мне в полупремии за «Китай» под предлогом, что из 17-ти членов десять человек были на стороне противного мнения, а сим оборотом привели меня в затруднение. Чтобы поправить это дело, Павел Николаевич [Фус] предложил мне сократить работу годом. Я должен был согласиться на его предложение и в продолжение 10 месяцев кончил отделку книги, требовавшую — по меньшей мере — двух лет... поспешный десятимесячный труд вместо двух годов столько изнурил меня, что я в продолжение следующих четырех месяцев не мог поправить своего здоровья. К концу работы встретилось новое затруднение... В топографической карте к истории оставалась одна Корея без пояснений... Разделение государства на восемь губерний, или дорог, сделанное в половине IV в., даже самые названия губерний доныне остаются без перемен, но пределы, или межи губерний и названия городов вовсе не прежние, и я принужден буду руководствоваться картою Кореи, напечатанною в прошедшие годы [24] в Пекине — в атласе Китайской империи, а в китайских картах пунктуальная точность в размере не слишком уважается. В заключение прошу вас самым откровенным образом указать недостатки и я с большою благодарностью приму указания ваши... Мое единственное желание — придать своему труду совершенство и чрез то увековечить его для пользы нации» (НБ СПб. Университета. Отдел редкой книги. Фонд О. М. Ковалевского. Ед. хр. 101. Л. 162-163.).
В другом письме от 17 марта 1849 г. Н. Я. Бичурин, касаясь своей работы над новой книгой, сообщал О. М. Ковалевскому: «С первых чисел января по настоящий день я снова просмотрел все три части... рукописи... Географический указатель целою третью умножен; неизвестных мест осталось очень мало и теперь только ожидаю карты... отправленной к вам... Что касается до истории, (то) завтра приступаю к работе и предполагаю не менее трех месяцев заняться ею при совершенном уединении, чтобы ни памяти, ни соображения не развлекать» (Там же.). Однако планы ученого были расстроены болезнью. 27 июля 1849 г. Н. Я. Бичурин сообщал П. Н. Фусу: «Май, июнь и июль отняты у меня болезнью; особенно тяжелы и опасны были последствия холеры, поразившей меня в половине июня».
В ноябре 1850 г. русский востоковед сообщал М. П. Погодину об окончательной подготовке своего нового труда к печатанию. Он вышел в свет в 1851 г. и был удостоен Демидовской премии. По словам К. А. Скачкова, это был самый капитальный труд о. Иакинфа: он охватывал огромный исторический период и заключал в себе массу этнографических сведений (См.: РГБ. Ф. 273. Картон 10. Ед. хр. 9.). После издания этой работы Бичурин еще продолжал писать мелкие заметки и статьи, однако постоянное нездоровье, обусловленное длительным изнурительным трудом и житейскими невзгодами, все чаще лишало его возможностей творческого труда. В последние годы жизни ученый настолько потерял зрение, что даже в очках не мог читать журналы, приходившие к нему по подписке.
11 мая 1853 г. в шестом часу утра Н. Я. Бичурин, забытый многими друзьями и сослуживцами, скончался в келье Александро-Невской лавры в окружении монашествующей братии (РГИА. Ф. 815. Оп. 9. Д. 98 (1853 г.). Л. 1; АВПРИ. Ф. Главный архив 1-7, 1826-1853.Л.2, 38.). Его похоронили в некрополе Александро-Невской лавры, где в 1866 г. его сослуживцы по Азиатскому департаменту и друзья поставили памятник с надписью на китайском [25] языке, предложенной архимандритом Аввакумом (Д. С. Честным) (Архимандрит Аввакум (в миру Дмитрий Семенович Честной) (1799—1866) — востоковед, начальное образование получил в Тверской гимназии, затем (с 1825 по 1829 г.) обучался на высшем отделении Петербургской духовной академии, 9 ноября 1829 г. пострижен в монашество и отправлен иеромонахом в духовную миссию в Пекин, где находился с 1830 по 1841 гг.; в марте 1836 г. его назначили главой Пекинской духовной миссии вместо Вениамина Морачевича, который, однако, номинально сохранил за собой это звание вплоть до приезда нового состава миссии в китайскую столицу в 1840 г. После возвращения в Россию Д. С. Честной был оставлен на службе в Азиатском департаменте МИД и занимался рецензированием научных трудов, присылаемых из Пекина членами духовной миссии (См: АВПРИ. Ф. Главный архив 1-5, 1823. Д. 1. П. 2. Л. 61, 101, 139, 162; Ф. ДЛС и ХД. Оп. 464. Д 3594. Л. 1—10).). Все имущество ученого было продано либо роздано бедным монахам, а книги и рукописи перешли к тогдашнему настоятелю Александро-Невской лавры архимандриту Вениамину (в миру Морачевич), давнему его знакомому по Пекину с 1821 года.
Н. Я. Бичурина не без основания называют «вольнодумцем в рясе». В августе 1831 г. он из Троицкосавска (близ Кяхты) послал прошение в Синод относительно снятия с него монашеского сана. Хотя просьба была поддержана Министерством иностранных дел и формально Св. Синодом, попытавшимся, однако, заставить Н. Я. Бичурина взять свое прошение обратно, Николай I после некоторых колебаний «повелеть соизволил: оставить на жительство по-прежнему в Александро-Невской лавре, не дозволяя оставлять монашество» (АВПРИ. Ф. Главный архив IV-6, 1830-1836. Д. 1. Л. 3116.). Несмотря на это решение, продиктованное государственными соображениями, русский ученый впоследствии вновь намеревался возбудить этот вопрос перед Николаем I и даже подготовил проект нового прошения на высочайшее имя (РГИА. Ф. 796. Оп. 112. Д. 837 (1831 г.). Л. 1, 11, 12.). О вольнодумстве Н. Я. Бичурина свидетельствует и его стихотворный перевод на русский язык «Генриады» Вольтера, сохранившийся в рукописи (эта работа находится среди его книг и рукописей, поступивших в 1929 г. из Александро-Невской лавры в бывшую Государственную публичную библиотеку им. M. E. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде [ныне РНБ]).
По воспоминаниям его внучатой племянницы Н. С. Моллер, Н. Я. Бичурин был гуманным человеком. Как и многие тогдашние китаеведы — выходцы из простого народа, он остро реагировал на социальную несправедливость и произвол. «Относясь гуманно и сострадательно вообще ко всем крепостным, о. Иакинф, — отмечала Н. С. Моллер, — всегда был защитником перед отцом и матерью моею в случае [26] провинности кого-либо из наших людей. Когда же он узнавал, что кто-нибудь из них был отправлен в часть для наказания или в работный дом для исправления, то возмущался до глубины души и приходил в большое негодование» (Русская старина. 1888. Август. СПб. Т. 1. С. 286.). Негативное отношение Н. Я. Бичурина к крепостному праву в России подтверждается и его пометой, сделанной на полях книги «Записки о Монголии», подаренной им в 1847 г. 3. П. Петрову: против абзаца, в котором говорится об ограничениях, установленных законодательством относительно числа приданных людей и скота у монгольских князей, сохранилась карандашная помета Н. Я. Бичурина: «И нам не дурно начать с оных разг[овор]» (Записки о Монголии. СПб., 1828. Т. I. С 183. — Экземпляр этой книги находился в Отделе редких книг бывшей Гос. биб-ки СССР им. В. И. Ленина (ныне РГБ).). Неприятие всякого насилия и произвола, сформировавшееся в период ссылки, заметно окрепло в ходе контактов ученого с прогрессивными деятелями России.
Подобно многим русским ученым, Н. Я. Бичурин решительно боролся против преклонения перед иностранными авторитетами. В одной из статей, опубликованных в 1844 г., он писал: «Очень неправо думают те, которые полагают, что западные европейцы давно и далеко опередили нас в образовании, следовательно, нам остается только следовать за ними... Если слепо повторять, что напишет француз или немец, то с повторением таких задов всегда будем назади, и рассудок наш вечно будет представлять в себе отражение чужих мыслей, часто странных и нередко нелепых (Московитянин. 1844. Т. II. С. 170.). Как русского ученого, Н. Я. Бичурина глубоко волновала обстановка в Академии наук в связи с преобладанием в ней иностранцев, нередко тормозивших развитие отечественной науки. Говоря о М. И. Броссе, приехавшем в Петербург по приглашению Академии наук, Н. Я. Бичурин 17 октября 1844 г. писал М. П. Погодину: «Из Парижа приехал профессор китайского языка, и тотчас отказался, когда предложили ему составить опись китайских книг. Теперь этот профессор читает Часослов на языках грузинском и армянском и титулуется членом Академии, между тем как в Петербурге при должностях находятся природные грузины и армяне, образовавшиеся в университетах». В том же письме он сообщал об отказе Академии наук воспользоваться услугами видного китаеведа Д. С. Честного (архимандрита Аввакума), пробывшего в Пекине 10 лет, несмотря на ходатайство о нем Азиатского департамента МИД: «Наш Директор (Азиатского департамента — А. X.) предложил Академии принять о. Аввакума, который знает четыре языка: китайский, [27] маньчжурский, монгольский, тибетский и частью древнеиндийский. Он кончил курс Петербургской духовной академии и вышел магистром. Отказали, потому что — русский, не иностранец» (РГБ. Ф. 231. Разряд 11. Картон 13. Ед. хр. 44.).
![Никита [ИАКИНФ] Бичурин - Китай в гражданском и нравственном состоянии](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
